Рецензия на монографию: Кучумова Г. В. «Немецкоязычный роман рубежа ХХ-ХХI вв.: проблема Другого». Самара, Самарский университет, 2019. 216 с. ISBN 978-5-6043678-0-3

Проблема Другого - одна из важнейших в культуре конца ХХ - начала XXI в. Начиная с М. Хайдеггера («Бытие и Время», 1927), она обсуждалась все более активно, и к 60-70-х гг. ХХ в. сформировалось важнейшее дискуссионное поле, объединяющее философов, социологов, культурологов - представителей разных отраслей гуманитарной мысли, связанное с потребностями нового человека в осмыслении себя. В исследованиях Р. Барта («Мифологии», 1954-1957), М. Фуко («Герменевтика субъекта», 1969), Ж. Бодрийяра («Общество потребления», 1970 и «Фатальные стратегии», 1983) констатирован разрыв реальности (предметов, потребностей и социальных связей) и семиотических моделей, которые начинают над ней доминировать. Культура симулякров, порожденная постиндустриальным миром, создает мнимые цели, ложные потребности, фантомные ценности. Тотальное чувство манипулятивного контроля деформирует представление человека о себе самом и делает потребность в Другом - важнейшей на пути самоидентификации и поиска личностной целостности. Вышедшая под грифом Самарского университета монография Г. В. Кучумовой «Немецкоязычный роман рубежа ХХ-ХХI вв.: проблема Другого» описывает фундаментальный процесс самоопределения современного человека через взаимодействие с ускользающим, отсутствующим или искусственно сконструированным Другим в литературе, начиная с 80-х годов ХХ в. В сформированной новейшей культурой ситуации «знаковой манипуляции» [с. 5], - констатирует автор, - понятие Другой начинает размываться и видоизменяться, теряя границы и «сращиваясь» с объектами, прежде не рассматривавшимися в рамках антитезы гомо/гетерогенного. Констатируя формирование двух (как минимум) типов культуры - личностной/внеличностной, - автор описывает различные стратегии поиска Другого: от личностной самоидентификации до востребованности маргинальности как провокационного способа преодоления кризиса самодостаточности. В монографии (глава 1) подробно представлены различные типы «бегущих» от осознания собственной нецелостности героев, обретающих Другого в социально маркированных формах. «Мир без границ активно выводит на авансцену провокационную фигуру абсурдного героя… (циника, анонима, номада, архивиста, коллекционера)», который «отвергает любую героическую позу» [с. 18]. Последовательно рассматривая каждую из моделей имитации целостности «Я - Другой» и каждую из масок нового абсурдного героя, Г. В. Кучумова показывает, как потребность в самопрезентации становится одной из органических для такого человека и как трагическое отношение к миру подменяется в его сознании игровым. Акцент сделан на путешествие/странствие и коллекционирование как наиболее продуктивные формы такого «самообретения». Возвращаясь в отдельных частях к материалу своей первой монографии (Кучумова Г. В. Немецкоязычный роман, 1980-2000 гг.: курс на демифологизацию. Самара: Самар. гуманит. акад., 2009. 152 с.), автор интересно развивает и существенно дополняет его, акцентируя новые аспекты рассматриваемых художественных текстов. В рецензируемой книге выделены четыре «игровых стратегии» искусственного создания диалога «Я - Другой», осмысляемые писателями в разной эстетической модальности. Это, во-первых, «эстетствующий денди», трагически осмысленный анонимный герой, современный романтический скиталец (К. Крахт «Faserland»). Во-вторых, героико-комически интерпретированный бесконечно рефлексирующий, «стоически выдумывающий сам себя» [с. 35] фланер (П. Зюскинд «Повесть о господине Зоммере» и В. Генацино «Зонтик на этот день»). В-третьих, идущий по пути омертвления чувств коллекционер, «страстно желающий присвоить Другого» и доходящий до экстаза при осуществлении коллекции («Парфюмер» П. Зюскинда, «Летучие собаки» М. Байера). В-четвертых, персонаж, стремящийся к «компенсаторному коллекционированию» и банализирующий Другого как объекта потребления, описан в «саркастически-пародийном ключе» («Похоть» Э. Елинек). «Культурная инверсия», возврат к архаическим элементам культуры, онтологическая гарантированность смысла «старых парадигм» [с. 71] предопределяет - по мысли Г. В. Кучумовой (глава 2) - интерес к ним немецкой литературы, особенно начиная с 80-х гг. ХХ в. В монографии выделяются два главных пути конструирования Другого. Во-первых, возврат к линейности повествования, восстановление эстетической замкнутости литературы, бинарных оппозиций, организующих картину мира, и прав индивидуальности, чьи чувства представляются уникальными, не требующими аналогий и аллюзий. «На смену мозаичности хронотопа и фрагментарности повествования приходят связный рассказ, динамичный сюжет, живость и цельность повествования» [с. 73]. Во-вторых, «аутентичная радость рассказывания», реконструкция «старых» нарративов, правдоподобия и детерминированности. Последовательно рассматриваются шесть продуктивных архетипических моделей, с которыми работает новейшая немецкоязычная литература, осмысляя их в парадигме от травестийной игры до реактуализации и реабилитации сакральных смыслов. Устойчиво подчеркивается связь каждой из стратегий поиска другого с той или иной восстанавливаемой жанровой доминантой и набором метафор. Первой моделью становится Дом как свидетельство и гарант соразмерности человека и природы. На широком материале романов Йенса Шпаршу «Комнатный фонтан» (1995), Карен Дуве «Роман дождя» (1999), Зигфрида Ленца «Сопротивление» (1994) и Клауса Белдля «К югу от Абиско» (2000) описывается функционирование «новой немецко-немецкой робинзонады» [с. 85], опирающейся на метафоры дома-зверя, дома-болота, острова-дома, через которые проявляются различные аспекты проблемы обживаемости мира. Не менее важной архетипической моделью, в понимании автора монографии, является путешествие-поиск, который по-разному реализуется у таких различных авторов, как Стен Надольны («Открытие медлительности», 1983), Илья Троянов («Мир велик, спасение поджидает за каждым углом», 1996), Фелицитас Хоппе («Мой Пигафетта», 1999), Кристоф Рансмайр («Ужасы льдов и мрака», 1984). Новый проект романа-путешествия связан с метафорами моря как духовной реальности, льда и др. Третья рассматриваемая модель - «симулятивная ленивая неспешность», которая «предписывает особое, измененное состояние сознания, необычный тип переживания мира и своеобразный способ познания себя и мира» [с. 99]. Эта модель реализуется в повество-вательных стратегиях перечисления, она связана с метафорами, материализующими время (антитеза песочных и механических часов, статуарность и т.д.). Четвертой архетипической моделью является борьба с отчуждением тела, «приведением биологического тела к „общему знаменателю“» [с. 111], насилием над телом. Крупным планом рассматриваются «сюрреалистические коллажи» Эльфриды Елинек «Похоть», «Пианистка» и роман Кристы Вольф «На своей шкуре». Метафоры зеркала, разговора с болью, бритвы связаны с реализацией смыслов болезни как духовного страдания, возрождающего значения болезни-боли. Архетипическая модель возврата к устному слову, родственному молитве чтения вслух, описывается на примере анализа романов «Чтец» Б. Шлинка, «Generation Golf» Ф. Иллиеса, герои которых проходят путь от интенсивного чтения к экстенсивному и снова к интенсивному. «Чтение, - делает вывод Г. В. Кучумова, - утратив сакральный статус, все же сохраняет экзистенциальные смыслы, рождает ощущение полнокровной жизни» [с. 133] и становится своего рода культурной инициацией. Наконец, в условиях коммуникативного дефицита дискредитированный конвенциональный язык заменяется языком жеста, языком лейбла, языком музыки. Анализ романа Бенджамина фон Штукрад-Барре «Сольный альбом» (1998) дает возможность автору монографии показать значительность роли «музыки как метафоры человеческих отношений» [с. 145]. Музыка описывается «как освобождающая сила, ассимилируемая в индивидуальном опыте и проживаемая как реальность» [с. 152]. Попытка реконструировать Другого в исторически ориентированных моделях - материал последней главы книги (глава 3). «Повышенный интерес к истории в западноевропейском дискурсе рубежа веков связан, - пишет автор, - с особой социокультурной ситуацией, когда наступает «расколдованное» время постистории, катастрофического обрушения старых мифов и идеологических построений, наработанных гарантов смысла и содержательности жизни человека» [с. 178]. Романы М. Шлинка, К. Крахта, М. Байера, К. Рансмайра, Э. Елинек, К. Хакера, обращающихся к военному прошлому, рассматриваются в монографии с точки зрения коренного слома в восприятии и описании Второй мировой войны. С одной стороны, война трактуется в них как «сущностно необходимый экзистенциальный опыт» [с. 154], удовлетворяющий органически присущую человеку потребность в страдании. С другой - военное прошлое начинает восприниматься через систему культурных знаков, вне ощущения реальности предельного опыта войны. Г. В. Кучумова показывает, как фигура участника событий заменяется игровыми фигурами чтеца, историка-детектива, коллекционера, квест-игрока. Главными вопросами становятся те, которые связаны уже не с собственно военными событиями, а с их осмыслением. Следствием «символизации» истории становится перенесение акцента на вопросы отношений между поколениями, отношения к разделу Германии, к переписыванию травматических страниц истории, проблема осмысления современности в знаках военного прошлого. Другим направлением эмоционального переживания утраченного прошлого и реанимации его в поисках самоидентичности автор книги называет постсоциалистическую остальгию, реализующуюся в genius loci и genius temporis. Описывается жанровая форма «романа поворота», представленная большим количеством текстов и реализующаяся в формах личного документа (дневник, исповедь, сборник историй о «там-и-тогда»). В качестве примеров такого романа в монографии анализируются «Комнатный фонтан. Роман о Родине» Й. Шпаршу, «Солнечная аллея» и «Герои вроде нас» Т. Бруссига, «Смотритель бассейна» К. Хакер и другие, чьих героев роднит нереализованность, ощущение междувременья и промежуточного пространства, чувство тотальной раздвоенности, условность обретенного «дома». Наконец, путь реинтерпретации исторических мифов приводит к возникновению альтернативно-исторического романа, который, во-первых, дает выход различным фобиям, во-вторых, способствует переосмыслению катастрофического и травматического опыта и, наконец, содержит импульс социального оптимизма в отказе от единственно верного понимания прошлого. Альтернативно-исторический роман определен Г. В. Кучумовой как «игровая версия истории», «свободное комбинирование образов прошлого в соответствии с символическими потребностями постиндустриального общества» [с. 179], «увлекательная игра», в основе которой - отказ от «конвертации освоенных текстов в персональный читательский опыт» [с. 185]. Монография Г. В. Кучумовой - это результат многолетнего исследования проблемы Другого. Полный список публикаций, способствовавших апробации материала и формированию концепции, подробно освещающих отдельные аспекты темы, опубликован в книге, что, безусловно, расширяет ее содержание, дает возможность утолить читательский интерес, привносит ощущение открытости и разомкнутости исследования, дающего возможности для развития и продолжения.